— Можете… Скажите что-нибудь… какие-нибудь слова…

Пальцы старика до боли впились в запястье Сильверы. Глаза его блестели, но искра жизни в них быстро угасала.

— Пожалуйста, — прошептал старик.

«Чтоб я молился богу? — спросил сам себя подросток. — Ну и насмешили! Буду стоять на коленях, молиться и плакать?» — Но старик почти умер, совсем уже погас, значит, надо попробовать. Но как это делается? Что говорить?

— Э-э-э, Господи… этот человек… как тебя зовут?

— Звезда Пролива, — прошептал старик, — я плавал на «Звезде Пролива».

— Ну, да. Этот человек — матрос со «Звезды Пролива», и… я думаю, он неплохой человек. — Костяшки пальцев трещали в сжавших его ладонях старика. — Я ничего о нем не знаю, но… он болен, и он просил, чтобы я сказал для него несколько слов. Не знаю, правильно ли я говорю я не знаю, слышишь ли ты меня. Этот человек совсем плох, и я не знаю, сможет ли он… ууух. Это совсем паршивое место, где мы сейчас с ним находимся, для любого человека. Паршивое место, чтобы умирать в нем. Боже! Вот дерьмо, что это я, сам с собой разговариваю?

— Продолжай… — настаивал старик. — Прошу вас, падре.

— Я же сказал тебе, что я никакой не падре! — огрызнулся Сильвера, но он понимал, что старик не слышит его. Он улыбался и все шептал и шептал какую-то молитву.

— Ладно, — сказал Сильвера, глянув на потолок. — Если этот человек должен умереть именно в этом месте, в вонючей камере, то помоги ему умереть легко. Господь! Ладно? Просто… Вот и все. Я не знаю, что еще говорить.

Старик молчал.

Его дружок Чико, лежавший под стенкой в другом конце камеры, поднял голову:

— Эй, Рамон, ты с кем это разговариваешь?

Отец Сильвера кончил молитву для Палатазина и перекрестился.

— Надеюсь, что вы ошибаетесь, — сказал он полицейскому. — Но если нет, то пусть поможет вам Господь.

— И вам, — тихо сказал Палатазин. Он поднялся, открыл дверь, провожая священника, и остался стоять, глядя, как Сильвера садится в свой «рэмблер». Сильвера не оглянулся, и Палатазин заметил, что священник дрожит. Он вслушался в свист ветра, мчащего по улице пыль, рвущего полы пальто Сильверы. Вид у него был странный, зловеще предвещавший бурю. Он никогда раньше не видел над Лос-Анжелесом такого неба.

Сильвера едва не упал под порывом ветра. Он почувствовал, как песок царапает кожу лица, а забравшись в машину, он заметил, что внизу, у ветрового стекла, собрался принесенный ветром песок. Он повернул ключ зажигания и поехал прочь, пронизываемый стыдом.

Палатазин затворил дверь.

— Мне нужно ехать, мисс Кларк, — сказал он. — Вы напишите нужную статью?

— Да, — сказала она. — Почему я не могу ехать с вами?

— Вы? — переспросил он. — Если отец Сильвера не согласился, то почему вы вдруг…

— Допустим, это… комбинация профессионального и личного интереса. И на этом остановимся.

— Нет, — вдруг сказала Джо. — Если кто-то с тобой пойдет, то только я.

— Ты останешься здесь, — приказал Палатазин, посмотрев на часы. — Почти четыре часа. Нам придется поспешить, мисс Кларк. Ваш друг рассказывал вам, как добраться до замка Кронстин?

— Не совсем, но я помню, он что-то говорил насчет Аутпост-драйв.

— Мы можем потерять целый час, отыскивая дорогу, — мрачно сказал Палатазин. — И если мы задержимся там, когда сядет солнце…

— Ты не слышал, что я сказала, — перебила его Джо. — Если поедешь ты, то с тобой поеду и я. Все, что случится с тобой, случится и со…

— Не глупи, Джо!

— Глупить! Я не останусь одна в этом доме! Если ты собираешься спорить, то только зря потратишь время. — Она смотрела ему прямо в глаза, упрямо и уверенно.

Он выдержал взгляд, потом протянул руку и сжал ладонь Джо.

— Цыгане! — сказал он с деланным отвращением. — Вот что значит цыганская кровь! Ну, хорошо. Нам придется поторопиться. Но предупреждаю вас обеих — это развлечение не для слабонервных. Или тех, у кого слабо с желудком. Если я попрошу помочь, вам придется помогать мне. Времени у нас уже не будет на пререкания. Понятно?

— Понятно, — согласилась Джо.

— Тогда, вперед. — Он поднял коробку, полную осиновых кольев. — Пошли!

9

«Отель Адская Дыра» содрогался каждым сочленением. Скрипели доски, балки, ветер рвал черепицу с крыши — скорость его достигала сорока миль в час — и это в течение последних тридцати минут. Стекло в оконной раме разбилось вдребезги. Боб Лампли видел, как целые пригоршни песка били в него, словно выстрелы мелкой дроби. Лампли чувствовал, как громко колотится сердце. Указатель на ветроиндикаторе продолжал ползти вверх, от сорока к сорока двум милям в час. Отель вдруг слегка наклонился. «Боже! — в панике подумал Лампли. — Эта хижина не выдержит, если ветер будет усиливаться!»

Он всего час назад в последний раз звонил в Национальное Бюро Погоды. Скорость ветра в Лос-Анжелесе достигла тридцати миль в час, летящий песок был отмечен даже в Беверли-Хиллз. Комментаторы погоды сходили с ума, пытаясь понять, что же вызвало такую бурю. Зародилась она в центре Мохавы и по прямой надвигалась прямо на Лос-Анжелес.

Зазвонил черный телефон. Лампли поднял трубку, пытаясь разобрать, что говорит тонкий, едва слышный голос на другом конце. Оглушительно трещали электрические помехи. Хэлл с поста Двадцать Пальм что-то говорил о радаре.

— Что там? — крикнул Лампли. — Ничего не слышно, Хэлл. — Сообщение было повторено, но Лампли уловил лишь отрывки:

«… скорость ветра до… чрезвычайная обстановка… следи за радаром!» Громко трещало дерево обшивки станции. В голосе Хэлла слышалась паника, чрезвычайно испугавшая Лампли. «Радар? — подумал он. — О чем он говорит, черт побери?» Он бросил быстрый взгляд на небо, увидел, как щупальца струи несущегося песка перебрасываются через самые высокие сосны. Он услышал, как с треском отломилась ветка и была унесена прочь. Песок теперь падал, подобно снежному бурану, покрывая голую скалу.

— Хэлл! — завопил Лампли. — Что у тебя на указателе скорости ветра?

В ответ послышался нечленораздельный крик, прервавшийся в середине. Теперь в трубке что-то бешено трещало и завывало. «Линия сорвана, — подумал Лампли. — Сорвана линия между мною и Двадцатью Пальмами». Отель снова накренился, подпрыгнул, и Лампли почувствовал хруст песчинок на зубах — песок нашел путь в здание через щели в досках. «Нужно смываться отсюда, пока вся эта штука не свалилась мне на голову!» Он снова посмотрел на индикатор скорости ветра. Сорок восемь. Указатель атмосферного давления тоже сходил с ума. Стрелка то падала, то быстро шла вверх. Сейчас она медленно, с леденящей кровь плавностью шла к самому низу шкалы. Он быстро подошел к красному телефону и сорвал трубку. Словно шифрованная комбинация, пели электрические тона трубке. Потом знакомый голос, слегка искаженный статикой, сказал:

— Национальное Управление Погоды, Лос-Анжелес.

— Эдди? Это Боб Лампли говорит… — И тут он потерял дар речи, потому что взгляд его упал на экран радара. То, что показывал радар, было таким невероятным, сколько он ни всматривался в фосфорецирующие линии. На экране четко была видна огромная волна, шедшая с востока. Казалось, она… катится.

— Что там? — спросил голос, в котором ясно слышался страх. — Что там? Боб, что у тебя… на радаре?

Он бросил трубку и наклонился над экраном. Что бы это могло быть? Во всяком случае, эта «волна» растянулась на многие мили. Глаза Лампли едва не выскакивали из орбит. Паника дошла до предела, когда он увидел, что барометр показывает предельно низкое давление. Ветер прекратился. Он услышал поскрипывание всех деревянных сочленений Отеля, словно становились на место выдернутые из суставов кости. Он подошел к окну, выглянул наружу.

Высоко в небе продолжали метаться тучи. Свет дня приобрел темно-желтый оттенок, словно моча в писсуаре после целой ночи пьянки. Деревья, окружавшие Отель «Адская Дыра», стояли абсолютно неподвижно. «Вакуум, — подумал Боб. — Тихо, как в космической пустоте. Он взглянул на экран радара — что-то накатывалась с востока, чтобы заполнить эту пустоту!»